Художество

Чего только нет в моей электронной книжке. Тут эзотерика и философия, психология и психотерапия, мемуары и биографии. Есть тут и малая проза таких авторов, как Петрушевская, Токарева, Прилепин и Варлаам Шаламов. Когда устают глаза, я выхожу в сеть и слушаю аудио с рассказами Мамина-Сибиряка, Лескова и Куприна.
Если разделять все привычки на хорошие и плохие, искореняя первые и позволяя вторым цвести буйным цветом, то вскоре весь мой досуг будет отдан запойному чтению, а также чистке квартиры в духе аскетического минимализма.
Известно, что все повторяющиеся действия навязчивого характера, включая погружение в книги и приступы чистоплотности, на поверку оказываются ритуалами по предотвращению чувства тревоги. В этом смысле чтение художественной литературы представляет собой не столько процесс познания нового, сколько удовольствие вроде чаепития, со смакованием чая более высокого или более низкого качества.

Не смотря на то, что чтение классики считается признаком хорошего вкуса, не движет ли моей склонностью к “высокой” литературы то же чувство, с каким я усаживаюсь перед экраном, предвкушая встречу с героями мелодрамы или углубляясь в развлекательный роман? В том и другом случае мне хочется одного – погрузиться в перипетии чьей-либо жизненной ИСТОРИИ.
Другими словами, в основе склонности к чтению беллетристики лежит эмоционально-чувственный компонент. В этом смысле обращение к произведениям Тургенева или дешёвым любовным романам, посещение драматического театра или просмотр телешоу “Пусть говорят” мало чем отличаются друг от друга.

Привлекательность приключенческой и детективной литературы заключается в её способности удовлетворять инстинктивным потребностям человека в новых историях, заочно проживая их. Что касается таких мастеров фабулы, как Прилепин и Петрушевская, а также и многих других авторов, лучшее из написанного ими представляет собой зеркальное отражение их «Я», украшенное маскирующими сегментами вымысла. Чем глубже вещь, тем более она в своей сущности автобиографична. Чужеродные компоненты в ткани произведения соответствуют моментам отсутствия истинности описываемых автором переживаний. Через что писатель прошёл сам в эмоциональном смысле, как правило, наделено высокой эстетической ценностью и имеет цельную внутреннюю структуру.

Я также спрашиваю себя, не перестать ли мне расплываться мысью по древу своих заметок, чтобы перейти к малым эпическим формам и самоутвердиться на ниве российской словесности?
Что толку в опусах, написанных как бы для себя, и какова их ценность с точки зрения товарно-денежных отношений, если в один прекрасный день они канут в вечность, когда не будет внесена плата за пользование интернет-пространством моего блога?

Никто не будет воспринимать человека всерьёз как автора при отсутствии признаков признания и статуса, служащего основой для «собственного» мнения большинства людей. Толпа механистически ориентируется на качество, обеспечиваемое творениями номинантов и лауреатов, как на точку отсчёта в системе ценностей. Если уж корифеи литературы демонстрируют порой такую растиражированную пустотелость, чего же ждать от непризнанных гениев с их графоманией. Размноженную стряпню Донцовой, Метлицкой, Марининой, а также рукоделия причисленных к лику святых от русской литературы на основе их нерусского происхождения Рубину и Улицкую прочтут, а другое – нет.
По словам Артура Шопенгауэра, каждый из нас был бы оскорблён до глубины души, если бы доподлинно узнал, что думают о нём другие. Не ошибёшься, если заранее примешь к сведению, что окружающие никогда не имеют о ком-либо, кроме самих себя, высокого мнения.

Пусть отчаявшегося молодого автора утешают слова Будды, произнесённые им перед смертью: “Будьте светом самим себе”. Признание, популярность, гонорары и тиражи, награды и возможность войти в историю – это игра умов, зажатых в тисках иерархического общества с его не абсолютными, но относительными духовно-эстетическими ценностями. Когда вы покидаете казино с проигрышем или выигрышем в кармане, вам не приходит в голову на этом основании делать заключения о вашей человеческой ценности.

Философия Наполеона Хилла, порождённая американской идеологией власти капитала: “Если ты такой умный, почему ты такой бедный?”, которая хорошо прижилась в условиях российского рынка, опасна тем, что она исподволь прививает каждому мысль, что тот, кто находится на вершине пирамиды или внизу среди простых зрителей – по своим человеческим достоинствам заслуживают это.

По здравом размышлении я прихожу к выводу, что романистки вроде Донцовой или Улицкой из меня не получится, и вот почему. Во-первых, чтобы писать так много и с таким напором, надо иметь колоссальный императив в виде тяжёлого диагноза, или знать наверняка, что обнародование твоих творений, каким бы ни было их качество, обеспечено тебе в силу тех или иных соображений.
Многие писатели и мыслители прошлого дописались до смертельных недугов и помешательства, пытаясь в течение лет поддерживать своё реноме, что приводило к преждевременной растрате их жизненного потенциала.

И во-вторых. Я уже упоминала, что обладаю неким чутьём по поводу правдивости тех или иных историй в рамках художественной литературы и кино. Правдивостью я называю более или менее успешные попытки автора передать свои искренние чувства и мысли в ходе реально пережитых им жизненных ситуаций. Чтобы быть романисткой, а также журналисткой, надо уметь скользить по поверхности своего сознания и писать, игнорируя глубинное чувство противления лжи.

Говорят, что сила гения классиков мировой литературы была такова, что они с исключительной достоверностью могли передавать чувства своих героев в воображаемых жизненных положениях. Но если вы с большим вниманием и чуткостью перечтёте творения Льва Толстого, Достоевского и Чехова, то заметите, что гениальным там как раз является то, что отражает личный эмоционально-чувственный опыт авторов.
В основе наиболее талантливых и увлекательных художественных произведений лежит, как правило, личная история. Поэтому любой человек может написать при желании одну хорошую книгу о себе и своей жизни. Все, что пишется сверх этого и касается воображаемого жизнеописания других людей, является более или менее удачно состряпанной неправдой. Как бы автор ни старался спрятаться за спинами своих персонажей, он всегда рассказывает только о себе, раскрывает только свой опыт и своё понимание жизни.

Поэтому хорошая художественная литература представляет собой что-то вроде мемуаров, для увлекательности приправленных выдумкой.
Плодовитые рассказчики и романисты излагают многочисленные вариации своей собственной жизненной истории, а также своих сновидений, включающих элементы этих жизненных историй в причудливых и абсурдных комбинациях. Для склеивания отдельных элементов своего повествования они используют элементы вымысла, которые не соответствуют правде жизни, и, как правило, сразу бросаются в глаза.

У авторов художественных произведений способность легко фиксировать свои бредовые идеи, галлюцинации и сновидения развита до такой степени, что она приобретает иногда вид высокой литературной одарённости. В обыденной жизни таких людей не без основания могли бы заподозрить в болтливости, занудстве и лживости. Литературная плодовитость имеет много общего с многоглаголанием, предполагающим отсутствие у человека чувства меры и склонность эксплуатировать внимание других.
Личное занудство авторов поощряется издателями, так как это приводит к возникновению серий произведений.

Вам никогда не приходило в голову, в чем заключается секрет популярности детективной и развлекательной литературы и кино у широких масс трудящихся? Мы прибегаем к детективу, как к удовольствию и излюбленному десерту, потому что хотим узнать новую ИСТОРИЮ. Мы готовы погрузиться в описание тех или иных необычных происшествий потому, что в нашей жизни ничего подобного никогда не происходило и не произойдёт. По сравнению с тем, что мы видим на экранах или читаем на страницах книг, наша жизнь бедна. Здесь нет ни похищений бриллиантов, ни бдений на необитаемом острове, ни революций, ни смертоубийств, ни выигрышей в рулетку.
Все самое значительное в нашей жизни – это события внутренние. Внешние же события имеют совершенно заурядный вид и навряд ли стали бы основой для увлекательного сюжета.
Взлёты и падения, метаморфозы, астральные путешествия и катастрофы нашего внутреннего космоса, формирующие наше мироощущение, могли бы найти отражение в мемуарах, дневниках, эссе и заметках, которые малоинтересны широкой публике.
Беда авторов бестселлеров заключается в том, что они стараются писать о том, что занимает большинство людей – о событиях внешней жизни.
Это приводит к соскальзыванию в ложь и мир сновидений, так как честная фабула реальной событийности не способна быть столь захватывающей.
Любое художество строится на преувеличении. Я бы сравнила написание художественного произведения с тем, что происходит при отборе фотографий для печати. Если идти по улице и снимать все, что попадётся на глаза, то в результате перед вами окажутся тысячи маловыразительных снимков. Фотохудожник занят строгой селекцией, которую он производит до и после съёмки. А затем настаёт черёд обработки, то есть максимального приукрашивания действительности. Монтаж порой смотрится гораздо более броско, чем простой снимок, так как включает в себя фрагменты нескольких жизненных историй.
Даже школьник может сделать гениальное фото, если ему посчастливится, выбрав единственный удачный снимок из тысяч других.
Так и увлекательный роман. Происходящее в нем захватывающие события – это искусственная селекция. Роман основан на истории, которая могла бы произойти и с вами, но никогда не произойдёт. Для нас обладает исключительной привлекательностью то, что в рамках нашей человеческой жизни нам недоступно.