Паразитизм космического масштаба

katzen-kirche

Размышление о природе паразитизма как глобальном феномене и о том, что электрон паразитизма так же безграничен, как и атом, мне бы хотелось начать с истории о том, что случилось с русским путешественником Миклухо-Маклаем в семидесятые годы 19 века.

Этот этнограф был первым европейцем, высадившимся на северо-восточном побережье Новой Гвинеи и прожившим среди папуасов больше двух лет.

Быт молодого первооткрывателя был плохо устроен. Ему не хватало запасов провианта и одежды, а крыша его хижины протекала. Туземное же население мало чем помогало пришельцу, способному по их поверью зажечь море и остановить дождь, вначале из-за недоверия и страха, а затем из-за якобы сверхъестественного могущества этого человека с Луны.

Миклухо-Маклай, обладавший удивительным самообладанием и бесстрашием, жил в условиях постоянной угрозы быть убитым дикарями и боролся с тяжёлой формой малярии, которая не оставляла его потом до конца жизни. Один из его спутников умер в самом начале путешествия, а второй тяжело болел и требовал ухода за собой, что делало жизнь путешественника ещё более трудной. Николая мучили частые приступы лихорадки и головной боли.

Отвага Маклая, ставившая в тупик туземцев, отчасти объяснялась тем, что приступы слабости и головокружения настигали его внезапно и были так сильны, что он засыпал иногда даже в окружении тех, кто вот-вот был готов расправиться с ним. Отчасти же бесстрашие Маклая, как мне кажется, объяснялось шизоидными особенностями его личности со склонностью к эмоциональной сухости, интроверсии и экстремальному уединению.

Когда умер его слуга Бой, один из тех двух живых существ, с кем Маклай был близок, он поспешил вырезать у трупа гортань и поместить ее в банку со спиртом для дальнейших изысканий. По свидетельству современников, у Миклухо-Маклая в одно время были личные взаимоотношения с одной пациенткой, которая завещала ему свой череп после смерти. Из этого черепа и из костей усопшей Маклай смастерил настольную лампу, которой постоянно пользовался.

Страдая от высокой температуры, слабости и голода, не имея надежды когда-либо вернуться живым домой, Миклухо-Маклай однако часами занимался препарированием птиц и животных, убивая их с целью приготовления чучел и препаратов.
Но моя «теория относительности» касается вовсе не причуд этого путешественника и качеств его характера. Меня заинтересовали описания приступов болезни, которой Маклай страдал, а её переносчиками являются комары.

Уже в самом начале пребывания на острове лицо больного малярией представляло собой одну сплошную подушку, вздувшуюся от укусов насекомых.

Комар жалит человека, впрыскивая возбудителей малярии в кровь. Эти микроорганизмы проникают с кровотоком в печень жертвы, растут там и размножаются, разрушая эритроциты и источая яд, и в конце концов изменяют химию тела заражённого таким образом, что его запах становится ещё более привлекательным для комаров. В результате страдальца вновь жалят комары, получая вместе с его кровью простейших, уже готовых для оплодотворения. До сих пор не существует вакцины от малярии, а самым проверенным, но не всегда эффективным средством от неё, как и в прошлые века, остаётся хинин.

Получается, что комар, занимающий как будто более низкое положение в иерархии эволюции живых существ – использует человека – гораздо более сложно организованный и наделённый сознанием организм, в виде ходячего инкубатора для производства потомства. Тем самым обрекая человека на долгие страдания, а в ряде случаев и смерть, так как летального исхода от малярии пока никто не отменял.

С точки зрения комара, человек не более чем устройство для вынашивания и питания личинок. Комар весьма неравнодушен к своему донору, и влюблён в него любовью Люцифера, как всегда случается с теми, кто к кому-то успешно присосался.

Недалеко от комаров ушли и другие кровопийцы, такие как блохи.
В средние века от трети до половины населения стран Европы вымерло от эпидемии чумы, переносчиком которой были эти насекомые. «Чёрная смерть» распространялась подобно пожару и косила тысячи людей. О том, как происходило это в Лондоне 17 века можно прочесть в книге Даниэля Дефо «Дневник чумного года». Предполагается, что своё путешествие из Азии в страны Западной Европы чума начала с киргизского озера Иссык-Куль в 14 веке, и продвигалась вперёд со скоростью блохи, притаившейся в тюках торгового каравана.

Размышляя о паразитах и паразитизме, нельзя обойти вниманием и такое создание, как аскариду. Это гладкий червь 40 сантиметров длиной, паразитирующий в кишечнике человека. Он способен заползти в органы дыхательной системы и черепно-мозговые отверстия своей жертвы. У аскариды нет никаких органов чувств, кроме бугорков вокруг рта, зато их яйца так стойки, что не погибают в растворе формалина пять лет.

Весь экзистенциальный смысл этой стойкости заключён в обжорстве и размножении.

Для аскариды вся ценность человека заключается в благоприятном микроклимате его внутренностей и в том, что тот много ест.

А как обстоит дело в мире высших животных? Неужели нас не ценят наши всегдашние спутники: собака и кошка? Я всегда замечаю, какой взгляд бросает на меня соседская кошка, которую я встречаю иногда гуляющей во дворе. Зная меня только с хорошей стороны, она однако со смесью равнодушного пренебрежения и насторожённости провожает мои ноги взглядом, как потенциально угрожающий ей движущийся объект. Если меня завтра не станет, этой кошке будет не хватать меня в виде того, что я могу ей дать.

Пылинка, плавающая в луче света, погружена в лицезрение космоса. Но потом она опустится на пол среди миллионов других, чтобы быть втянутой в недра пылесоса.
Так и лежу я, припав к земле, и вижу сон, что выросла до звёзд, теперь я ось и детище утробы мира, я – венец творенья.

Чем же с метафизической точки зрения существование человека, пожирающего животных, загрязняющего окружающую среду и преследующего свои узкоэгоистические цели под вывеской человеколюбия отличается от жизни паразитирующих червей? Не многим. Это только вопрос масштабов.

Человек верит, что ценность его жизни несравненно выше, чем ценность жизни червя или другого животного, а также лелеет тайное убеждение, что он более ценен для мироздания, чем другие человеческие персонажи.

Но такое гелиоцентрическое мироощущение, где солнцем являются они сами, характерно для всех особей, паразитирующих на плоти и крови других. Если бы человек лишился своего центризма, он не смог бы убивать высокоорганизованных животных для пропитания.

Несмотря на слухи о каннибализме папуасов, я не нашла у Миклухо-Маклая упоминаний о людоедстве, зато там описаны массовые случаи поедания собак и червей.

Миклухо-Маклай отмечает также, что у него после жизни в первобытных условиях, не оставалось сомнения, что человек – плотоядное животное, так как он замечал у себя быстрое истощение сил при растительной диете. Наблюдая за дикарями, которые питались в основном растительной пищей, он замечал, что те так набивали живот, что потом едва могли ходить.
Вчера я обнаружила неподалёку от своего дома пасущуюся на лужке лошадь. За сорок минут, пока я за ней наблюдала, лошадь усиленно жевала, не поднимая головы, хотя живот ее уже и без того был набит, как барабан.

Модель мироздания может быть моделью матрёшки. Точно так же, как червь и комар не могут оценить всех ипостасей человека, видя в нем лишь кормушку, или биологический механизм по производству пищи, сам человек и его сознание, заключённые в капсулу базисных потребностей, паразитирует на верховных сущностях. Человеческие коконы, как личинки червей, обитают внутри некоей сферы, питающей их, верховные качества и функции которой они не могут оценить. Многомерные миры пронизывают друг друга, и обитатели низших миров, подобно червям и устрицам, лишены каких-либо органов для восприятия высших.

Galina Toktalieva

Author, photographer

You may also like...

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *