Вторжение

freiheitspferd

Л

юбите ли вы ходить в зоопарк вместе с детьми? Венский зоопарк Шонбрунн считается одним из лучших в Европе, здесь можно полюбоваться даже на панду, не говоря уже о моих любимцах носороге и бегемоте.
Приходя сюда с камерой, как и другие любители, я обнаружила, что животные не любят прогуливаться перед объективом. Обитатели зоопарков Шонбрунн и Херберштайн не только избегают позировать, но и как будто ненавидят быть объектом пристального внимания вообще. Они искусно выбирают как раз то место в клетке или загоне, откуда были бы обозреваемы в меньшей степени.

П

осещение зоопарка является для нас увеселением потому, что таким образом мы на время избавляемся от груза своих психологических проекций.
Большую часть своей жизни мы проводим в клетке своих квартиры и офиса, подвергнутые заточению силой обстоятельств и наученные воспринимать это как нормальное положение вещей. Дома мы располагаем даже меньшей территорией для маневров, чем питомцы хорошо ухоженных зоопарков.

Являясь в зоопарк, мы присоединяемся к толпе людей, подвергающих животное групповому психологическому насилию. Лицезрение животного в неволе возбуждает садомазохистское любопытство и умиление только у тех существ, которые сами томятся в ловушке существования.

Ч

ем, если не тридцатиметровой клеткой с санузлом и кухонной нишей является для меня моя съемная квартира в Граце? Клетка – это то место, где ты заперт, и не играет роли, что тебя здесь держит, висит ли на твоей двери амбарный замок, или ты скован по рукам и ногам привычным ходом вещей и разумностями разумного общества.
Я могу покинуть свою квартиру-клетку на какое-то время, но неизбежно возвращаюсь сюда, так как в стенах моей темницы я ищу для себя защиты от бурь и невзгод окружающего мира.

Подобно прочим, я одержима стремлением обрести максимальную защищенность во всем, так как средства массовой информации формируют в моем сознании образ мира, угрожающего моей безопасности. Европейцы одержимы манией предохранения и предотвращения, и жаждут если не полной защиты для себя, то хотя бы ее официально подтвержденных высоких показателей. Но то, что призвано защищать их, превращается также в их оковы.

С

амым характерным проявлением компромисса между защищённостью и свободой в такой вот городской квартире является невозможность предотвратить вторжение других в ваше личное пространство.
Это пространство выходит за границы нашей видимой оболочки, охватывая облако тонких эфирных тел, обладающих различными протяженностями. Тонкоматериальное существо также может расширяться в пространстве на расстояния слышимости звуков нашего голоса. Когда люди громко говорят по телефону в общественном месте, они вторгаются на звуковые территории окружающих.

Т

от, кто хоть чуть-чуть сомневается в существовании тонкоматериальных измерений, должен задуматься о том, как работают радио, мобильник и интернет.
Я сижу в своей квартирке и держу в руках планшет. Какую бы позу я ни приняла и куда бы не переместилась в моем жилище, я остаюсь соединенной с окружающим миром через интернет. Значит все пространство вокруг пронизывают волны, к которым чувствителен крохотный модем планшета, но не мои органы чувств.
Если я посмотрю на список доступных сетей в настройках, то смогу убедиться, что вокруг меня много и других провайдеров. Эфир просто кишит частотами.

Ч

еловек подобен радиостанции передающей в окружающий мир вибрации определенной частоты. Проживание в многоквартирном доме на скромной жилплощади подобно ежедневному вступлению в интимные отношения с посторонними людьми, так как наши сущности, заключенные в иллюзорно надежную капсулу квартирной коробки, лежат в пределах досягаемости эманаций других личностей, общение с которыми не является результатом нашего жизненного выбора. Как пантера в зоопарке, я бессильна против тех, кто подходит к моей клетке, и отделенный от меня преградой, тем не менее своими вибрациями и звуком своего голоса вторгается в мое пространство.

Как раз за спасительными стенами своего убежища я оказываюсь менее защищенной от непрошенных вторжений, потому что не могу переместиться. В закрытом коллективе, армии, на собрании, в купе дальнего следования и в очереди на прием к чиновнику, как правило, лучше других чувствуют себя те, кто, обладая более высоким уровнем агрессии, легко вторгается в пространство других и подчиняют их своей воле.

Д

ействительно хорошее жилье редко сдают другим, в нем как правило живут сами. Квартирный дом, в котором я обитаю, похож на советские хрущевки начала шестидесятых и обладает низкой звукоизоляцией.
Когда в три тридцать утра по лестнице мчится разносчик никому не нужных бесплатных газет, и швыряет их под двери, то дом сотрясается как от топота слонов, потому что каждая лестничная площадка пяти этажей и пол прилегающих квартир представляют собой единую звукопроводящую панель.
Снимая квартиру, мы ничего не знаем о своих соседях, или обладаем некой суммой поверхностных знаний о них и готовностью смириться с их особенностями как с чем-то маловажным в списке наших приоритетов. Нас заботит цена, расположение и наличие удобств. Правда, многие австрийцы заранее спрашивают хозяев, нет ли по-соседству иностранцев, так как не хотят жить бок о бок с эмигрантами, ведущими нищенское существование. С иностранцев, пользуясь их неосведомленностью, частенько берут также более высокую квартплату и залог.
По-настоящему узнаешь, куда ты попал, только после недели проживания на новом месте как официальный квартиросъемщик.
Первое осознание того, что ваше прибежище – как раз то место, где вы не будете знать покоя, когда он вам очень нужен, и что теперь вы намертво прикручены к жилью депозитом и договором, потрясает как жестокий удар судьбы.

З

вук — это серия волн, расходящихся на расстояние, многократно превышающее размеры нашего материального тела. Сидя по клетушкам многоквартирных домов, узники города также внутренне напряжены, как и обитатели зоопарка, и единственный легальный способ для них расшириться – это вторгнуться на территорию других, воспользовавшись проводимостью общего звукового пространства.
По вечерам меня, например, мучает звук демонического хохота моей соседки справа. Быть может, ее щекочут, она занимается смеховой терапией или просмотром комиксов. Этот трубный контральто, быть может подогретый чем-то вроде вытяжки из мухоморов, как вещества, изменяющего сознание, в часы, когда эта особь является к своему дружку в квартиру, парализует нервные клетки моего мозжечка.

М

ой сосед снизу, не отвечающий на приветствие, ведет ночной образ жизни, и загадочные звуки, похожие на выдвигание ящиков стола и перемещение кресла из угла в угол, перемежающиеся периодами затишья, преследуют меня, как кошмар, до пяти часов утра.
Пожилая соседка, живущая этажом ниже, с лицом, напоминающим своей угрюмостью и заостренностью женский персонаж народных сказок, летавший на помеле и живший в избе на курьих ножках, имеет свойство обсуждать свои проблемы на лестнице, и это похоже на сводки информбюро диктора Левитана.

Говорят, что слепые по-другому воспринимают окружающее, и это восприятие является даже более содержательным, чем наше. Можно многое сказать о намерениях человека по тональности и тембру его голоса. Дети часто знают истину, прислушиваясь к звуку эмоционального послания взрослых, а не к их словам.

Р

ядом с домом проходит дорога, и примерно в шесть тридцать усиливается шум машин по направлению к центру. По соседству возводят новый корпус госпиталя, поэтому уже два года ночи напролет здесь урчат экскаваторы. Но эти довольно громкие шумы представляет собой меньшую из моих бед, так как они наделены качествами равномерности и постоянства.

Гораздо большие неприятности доставляют мне веселые компании, проводящие время во дворе под окном. Вначале я думала, что уровень громкости, на котором говорят здесь местные жители, каким-то образом связан с фонетической твердостью и избыточностью самого немецкого языка, требующего синтаксических нагромождений.

Н

о познакомившись поближе с образцами немецкой литературы, и научившись ценить красоту и точность языка, я пришла к выводу, что манера громко говорить характеризует не носителей немецкого вообще, а представителей его определенной социальной группы.
Это соображение подтверждается тем, что в районах Граца, населенных выходцами с Востока, нередко можно встретить на улице оглушительно спорящих между собой людей, сам голосовой аппарат которых кажется не может произвести ничего, кроме резких, низких и хриплых звуков, пронзительных и невнятных одновременно, напоминающих крик пастуха, сзывающего коз, или тирады безграмотного торговца петушиными гребешками. Хотя нет ничего на свете прекрасней по звучанию, чем произведения ближневосточных авторов Халиля Джебрана и Михаила Наими.

Способность к выразительной речи и обладание богатыми обертонами голоса находятся в зависимости от уровня интеллектуально-духовного развития. Обеднение тональной палитры речи часто сопровождается привычкой говорить на повышенной громкости и демонстрировать другие признаки снижения чувствительности, например, храпеть богатырским храпом или превращать любую беседу в монолог.

Г

олос — это очень тонкий инструмент, обладающий безграничной выразительностью, во многом превосходящей выразительность языка, лицевой мускулатуры человека и телесной пластики. Именно по этой причине громадное большинство современных эстрадных исполнителей, как кажется, не умеют петь, так как в погоне за певческой карьерой обращая все свои усилия на улучшение техники исполнения, они не придают значения самому главному, в то время как звук их голоса, его окрашенность и тембр, раскрывают перед слушателями сущность их души, недалеко ушедшей вперед на пути поиска и познания.

Galina Toktalieva

Author, photographer

You may also like...

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *